Документов не осталось, только память…

К 75-летию снятия блокады Ленинграда

 Поскольку меня нет в списках детских домов, привезенных в Боровлянку, я пыталась провести свое расследование. Третий детский дом привозил врач Владимир Терентьевич Селяве. Возможно, этот список был у него. Но найти его не удалось… Могу предположить, что я была с этим детским домом. Я не помню, как нас везли. Но очень хорошо помню, как меня отсюда забирали. Мы с девочками сидели на лавочке, все были очень худенькие. Измеряли колени: у кого косточка больше. И вдруг нам сказали: «Девочки, встаньте». Мы встали в рядок, лицом к двери. А сзади было большое окно и сияло яркое солнышко. Это была весна, май, дверь была наполовину застеклена. Из-за двери на нас смотрели люди. А потом мне сказали: «Лия, за тобой мама приехала». Мне к этому времени было три с половиной года.

Когда меня привезли в Буланиху Зонального района, вся деревня ходила смотреть на ленинградскую девочку. Все спрашивали: «А как у вас там?». На тот момент я еще что-то помнила. И очень хорошо помню, что я говорила: «Там бомбят, стреляют и нас убивают…». А потом потихонечку все стало забываться. Но всегда я знала, что мама у меня не родная. А вот когда она меня брала, я верила, что она – моя родная мама…

Вот так я выросла. Нет у меня статуса блокадника. Поскольку меня забрали в семью, я в детский дом не попала, и в списках меня нет. А в Буланихе все амбарные книги сгорели во время пожара. Мне многие помогали в моих поисках, даже Карлин помогал. Но ничего не вышло.

Боровлянка для меня особенно дорога. Когда я впервые ехала сюда в 2012 году, то как будто ехала на свою малую родину. Ленинград куда-то отодвинулся, будто я не там, а здесь родилась… В прошлом году благодаря настойчивости своих детей и всей своей семьи я отважилась съездить в Ленинград через 40 лет (была там в 1978 году). Я боялась ступить на ленинградскую землю, снова оказаться на Пискаревском кладбище. У меня нет родителей, и нет их могилок, я считаю это место кладбищем своих родителей. 8 мая мы поехали на Пискаревское кладбище. Я прошла с колонной ветеранов. Побывала во всех местах, хранящих память блокады, на всех мемориалах, во всех музеях.

Недавно меня пригласили в ЗАГС на урок памяти. Казалось бы, ну что за урок памяти в ЗАГСе?.. А я там еще одну страничку войны увидела. Заведующая разложила книги со сведениями о рождении детей: «Вот эта стопка высокая, здесь записаны дети, родившиеся в 1940 году. А вот эта стопочка (две книжечки всего) – дети, родившиеся в 1943 году…». Вы знаете, плакать захотелось: такое огромное количество неродившихся детей…

Когда моя внучка побывала в Санкт-Петербурге, на нее большое впечатление произвел дневник Тани Савичевой, и свое сочинение о блокадном Ленинграде она закончила так: «И вот теперь с портрета на меня смотрят ее широко открытые глаза, будто просят о чем-то. А музыка все звучит. И жизнь продолжается. Люди, объединившись в одну огромную семью, победили. Победили голод, врага, болезни. Но чтобы победить боль и залечить душевные раны, нужны века. И все же трагедия и боль Ленинграда останутся в памяти… Я никогда не смогу забыть бабушкин рассказ, те темно-зеленые мраморные плиты безымянных могил, ту тихую печальную музыку на Пискаревском кладбище. И карие глаза Тани Савичевой…».

Лилия Степановна Яковлева.

Земной поклон за то, что не забыли…

Из Ленинграда в Боровлянку нас привезли в теплушках. Здесь был поселок, заключенные работали на лесоповале. Жили они в бараках, вот эти бараки освободили для нас. Я помню только два детских дома – дом малютки №1 и наш детский дом №30. Но мне говорили, что был еще 11-й детский дом, его я не помню.

Когда война началась, мне было три года, в четыре года меня эвакуировали. А уже на воспитание меня взяли – мне было лет пять, шестой. Здесь я окончила десятилетку, курсы и пошла работать бухгалтером. Меня не удочеряли, а взяли до совершеннолетия, а там уж как судьба повернет.

Конечно, много с нами было хлопот. В нашем детском доме умирали дети. Как мы приехали, сразу одного мертвого ребенка вынесли из вагона, не доехал даже до Боровлянки.

Спали мы валетиком на стеллажах (но мы их кроватками называли). Со мной спала девочка, как-то утром я встала, а ее уже не было. Я бегала, спрашивала у всех, где эта девочка, но никто мне ничего не сказал…

Много умерло деток. Зимы были холодные, бараки тоже холодные. Вот такое наше детство украденное. Но я благодарю всех жителей Боровлянки, она для меня вторая родина. Здесь я выросла, здесь живу. Из детей я одна осталась. Да еще нянечка, которая с нами приехала, Наталья Федотовна Крахмалева. Благодарю жителей, что помогали. У них у самих дети умирали. Винить в этом никого нельзя. Война есть война…

Дай Бог всем здоровья тем, кто в живых остался. И тем людям, которые помогли сделать мемориал. Всем людям благодарна, что не забыли, всем от меня земной поклон. Теперь у нас есть мемориал, можно прийти и поклониться в любое время могилкам детей.

Молодому поколению нашему желаю здоровья, чистого неба, чтобы никто не знал этого горя, что мы перенесли. Я очень скучала по своей родине. Через 70 лет только попала туда. До этого мне постоянно снился Ленинград, колонны белые. А приехала, увидела эти колонны на Васильевском острове, где я жила, и больше не снится этот сон…

Не дай Бог войны! Не дай Бог того, что мы пережили. … Сколько людей забрала блокада Ленинграда!

Нина Андреевна Ломакина.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.