Открывая свой фотоальбом, я вижу до боли знакомые лица. Великолепная память воспроизводит прожитые годы, события, впечатления. Они вызывают щемящую в сердце ностальгию по тем, кого уже нет.
Особое место в моих воспоминаниях занимают немеркнущие события военных лет.
Не защищенные от бурь и невзгод, легко ранимые, как цветы на лугу, дети войны 1941-1945 г.г. терпеливо переносили все тяготы военного времени: нелегкую посадку огородов, непосильный труд по заготовке дров и сена, постоянные поиски пищи в поле, в лесу, на реке. Таков был удел детской жизни в войну.
Феноменальные явления
Перед самой войной мать рассказала мне о необычном явлении.
Возвращаясь вечерней порой с колхозного поля, она увидела на небе Божию Матерь с младенцем на руках.
-Быть большой беде в нашем доме, — сказала мне мать и добавила: — А воспитывать детей мне придется одной. Такую судьбу предсказала мне с неба Богоматерь.
Ее слова подтвердила война, с той лишь разницей, что страдания выпали не только на долю нашей семьи, но и всему советскому народу. (Призванный на войну 22 июня 41-го, отец наш погиб на фронте 14 августа 1942 года вместе с земляком Наумовым во время налета фашистской авиации).
Феноменальное явление на небе представилось и нам, детям, в марте 1941 года. Катаясь с горки, мы с другом Петей Игуменовым увидели обратное движение Солнца с тремя стрелами, направленными на него. Какое-то время небесное светило «пятилось» назад, затем остановилось и медленно двинулось вперед, заняв прежнее место на орбите. Стрелы исчезли. Это явление длилось не более 20 минут. Очевидно, нам, непорочным детям раннего возраста, Господь предоставил возможность понаблюдать за судьбоносным явлением на безоблачном небе.
«Концерт без аншлага»
Практику владения литовкой я проходил в логах и в поле под руководством своей бабы Сины. Взвалив на плечи литовки и загрузив руки другими атрибутами косарей: котелком с песком, бруском и оселками, бидоном с водой, продуктами, – мы выходили в поле по холодку. Косарю в неполные девять лет косьба давалась нелегко: то «литовка запуталась» в траве, то носок в землю… Я с завистью посматривал на сноровистые движения бабушки, на покорно ложившуюся на стерню скошенную траву и думал, как легко дается ей эта работа.
-Ты пяточкой, пяточкой коси-то, — поучала бабушка, показывая мне пример.
-Да, но моя не берет, — оправдывался я, обливаясь потом.
-Ну, на мою.
Но и бабушкина литовка в моих руках вела себя не лучшим образом. Потребовалось определенное время, чтобы освоить «мудреный» ручной труд.
Дня через два, дав траве высохнуть, мы приходили складывать ее в копны, а затем на коровах вывозили копны домой.
…Две груженные сеном телеги катились по пыльной дороге к деревне. На первом возке сидели двое. Это были мы с Петькой. Чтоб Петькина корова не отстала или не ушла в сторону, он привязал ее к моей телеге, а сам забрался ко мне на возок. День был жаркий; хотелось нырнуть в речку и искупаться, но «деловые» люди так не делают. Заготовка на зиму сена и дров – святое дело крестьянина. Не сделаешь его – хватишь голоду, а зимой и вовсе замерзнешь. Эту истину хорошо усвоили и наши родители, и мы с Петькой.
-Ты помнишь, как в июне на поле к нам приезжали артисты из Троицка? – спросил я друга.
-Помню. Они еще пели песню «Прощай, любимый город. Уходим завтра в море…».
-Давай споем ее.
-Давай.
-Прощай, любимый город. Уходим завтра в море, — неоформившимся тенорком «распечатал» я песню.
-И ранней порой мелькнет за кормой знакомый платок голубой, — подхватил Петька.
-Давай споем ее, как пели артисты, мужчина и женщина, — на правах «хормейстера» внес я новую поправку в исполнение песни. – Я буду петь за мужчину, а ты – за женщину.
-А вечер опять хороший такой, что песен не петь нам нельзя, — с новой силой зазвучала песня. – О дружбе большой, о службе морской споем веселее, друзья. Прощай, любимый город, — уже смеясь над своим же созданным дуэтом и его вокальным исполнением, мы продолжали петь. – Под солнцем горячим, под ночью слепою немало пришлось нам пройти. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
Закончив петь, поаплодировали сами себе…
-Опеть к нам «артисты» приехали, — с усмешкой произнесла баба Сина, вышедшая из дома встречать работников.
А работники, слезая с воза, уже думали о завтрашнем дне.
-Петька, пойдем завтра дрова рубить?
-Пойдем, — согласился верный друг.
«Воздушный десант»
Преимущество берез в лесах северной части района было повсеместным. Не стали исключением и наши талдинские леса. Только в сограх, чуть ли не в обнимку с березками, рос тальник; виднелись красные грозди калины, черной смородины и черемухи, оранжевой боярки. В логах можно было встретить гладкоствольные осинки. А вот хвойных деревьев в талдинских лесах не было.
В самом начале августа, когда трава и кустарники еще не потеряли своей окраски, а леса не окрасились в осеннее золото и пурпур, в талдинской согре появились два лесоруба, лет девяти каждый. Это были мы с Петькой. Кроме топоров у нас ничего не было. Несколько очищенных талинок и берез покоились по разным кучкам.
-Петька, давай, я залезу вот на ту высокую березу, а ты руби ее. Как только до половины дорубишь, полезай ко мне. Со своего «самолета» мы высадим десант в лесу и поможем нашим «партизанам».
-Ладно, залезай, — согласился Петька.
Ловко карабкаясь по сучкам, первый «десантник» добрался почти до самой верхушки березы, второй начал ее рубить. А когда береза стала потрескивать, Петька, бросив в траву топор, полез на нее вслед за «боевым» товарищем. Но только он добрался до половины, как «самолет» затрещал и, ломая сучья соседних берез, рухнул на землю. «Десантникам» повезло: при спуске получили только незначительные царапины. А дальше свершилось все, как было задумано: «фашисты» были уничтожены, а «десантники» – награждены.
Дорубив дрова и вырезав из пучек трубки, мы устроили между собой стрельбу калиной. А добравшись домой, договорились: завтра, пока коров не угнали в пас, запрячь их и вывезти из согры дрова.
Полюшко-поле
Среди лесостепей нашего района в войну талдинские степи занимали огромную площадь. Пахотные земли были засеяны хлебом, а осенью зерно вывезли на троицкий элеватор.
В степях и логах росли сочные травы. Корма для животных были заготовлены вовремя. Все это делалось руками женщин, стариков и детей. Можно только удивляться героическому труду работников тыла.
Еще до войны о степях и полюшке колхозном люди слагали и пели песни. И пели не зря. В войну полюшко-поле кормило наш тыл, приближая год за годом советский народ к долгожданной Победе. О полюшке-поле пел наш сосед и мой друг Паша Титоренко. Это была любимая Пашина песня, созвучная с его неспокойной душой и нашим тревожным временем.
Полюшко-поле, полюшко широко поле…
Девушки плачут. Девушкам сегодня грустно.
Ой, да милый надолго уехал,
Ой, да в Красну Армию уехал…
Павел был старше меня на пять лет, но это не мешало нашей дружбе. Вся детская и юношеская жизнь Павла была связана с полем и лесом, с природой на родной земле. В поле он косил траву, заготавливал сено, собирал колоски, ягоду и грибы, ловил капканом сусликов. Из леса возил с братом дрова на тележке. Дома шил сапоги, обувал людей, а проходя по улице, пел любимую песню «Полюшко-поле». За эту песню и постоянный промысел в поле люди прозвали его Полюшко-поле.
Мать, как-то услышав его пение, обронила пророческие слова: «Недолгий у Павла век».
В апреле какого-то военного года я зашел к соседям. Павел на костре в ограде что-то сварил в котелке и, разложив на тарелке мясо, пригласил меня поесть:
-Поешь со мной мяса.
Я съел кусочек… Мясо как мясо, со вкусом курятины.
-Ты хоть знаешь, кого ел-то?
-Не знаю.
-Суслика, — объяснил он, ожидая моей реакции. И, не увидев на моем лице смущения, пригласил меня назавтра с собой в поле.
Прихватив необходимые атрибуты охотников, утром следующего дня мы отправились с ним на пшеничное поле. Стерня колола мне ноги, а Павел шел, не обращая на нее внимания. Норы, старые и свежие, на поле были повсюду. Павел остановился у свежей норы, принес из лужи ведро с водой и вылил ее в нору. В норе что-то забулькало, затем показалась мокрая голова суслика. Ловким движением рукой в рукавичке он извлек зверька из норы и посадил в мешок.
-Сходи за водой, а я поищу свежую нору, — попросил меня Павел.
Боясь уколоться, я шел медленно и робко.
-Ты так уколешься. Ноги высоко не поднимай, а прижимай ими жнивье и иди спокойно. Так же ходи по покосу, — сказал друг поучительно.
Наука Павла пошла впрок – я стал смелее ходить по жнивью босиком. И с той поры мое родное поле еще дороже стало и милей.
Вот, пожалуй, и все о трудностях войны, укравшей детство у моего поколения, о себе и друзьях, придумывающих во время нелегкой работы какие-нибудь игры и развлечения.
…Нет моих друзей военного времени, ни Полюшка-поля, ни Пети, и не будет уже никогда. Они почили на земле Кузбасса, оставив о себе светлую, добрую память.
Николай ГЕРАСИМОВ.
С. Талдинка.
