За плечами Елизаветы Федоровны Бартеньевой – жизнь длиною в 87 лет. Жизнь нелегкая, со своими радостями и печалями.
Родом она с Украины. Детство и юность прошли в зерносовхозе «Шахтер» Донецкой области. После школы поступила учиться в совхоз-техникум. Когда позади остался первый курс, студентов попросили задержаться на пару недель – помочь хозяйству в уборке сена и поливе капусты. А когда возвратились после работы домой, узнали – началась война.
-Люди были в состоянии паники, — рассказывает о тех днях Елизавета Федоровна, – все пытались как можно скорее эвакуироваться. Транспорта не хватало, совхоз давал коней. Двух лошадей выделили и нашей семье, покидали мы самое необходимое в телеги и поехали: мама, я и два младших брата. Доехав до станции Лозовая Харьковской области, беженцы стали возвращаться. Мотивировали тем, что, мол, кто нас там ждет, за Уралом? Повернули назад и мы, а вернувшись домой, стали привыкать жить в «новом времени».
Когда началась массовая эвакуация, уборка урожая уже шла полным ходом, и на токах осталось много брошенного зерна. Люди стали носить это зерно домой, ведь никто не знал, какая жизнь будет дальше, и запасались хлебом. Отец работал агрономом, а дома у нас даже худого мешка не было. Мама сшила из отцовских штанов мешок, я в него нагребала зерно и таскала с мехтока за восемь километров на своем горбу. Мало-помалу заполнили мы имеющиеся дома емкости зерном.
В сентябре сорок первого недалеко от нашего села шли советские войска, а следом – немцы. Трасса пролегала недалеко, всего километрах в трех, так что мы видели и колонны солдат, и пушки с танками. А как прошли войска, так с октября 1941-го по август 1942-го наступило у нас безвластие, жили тихо: ни немцев, ни русских рядом не было. А в августе сорок второго появились у нас немецкая комендатура и полицейские-предатели.
Особенно запомнилась холодная осень 1941 года, снежная, морозная. Каждый вечер, ровно в одиннадцать часов, кто-то стучал в одно из окон. Мать, услышав условный стук, впускала «гостя» и отдавала большой чугун сваренной заранее картошки. Мы слышали, как она наказывала кому-то «прятаться от мороза в стогах с сеном». А как-то ночью в дом пришли люди узкоглазые, круглолицые, нам они тогда показались диковинными, ведь никогда раньше не видели мы казахов, узбеков, киргизов. Прожили они у нас три месяца и в одну из ночей исчезли так же внезапно, как и появились. По всей видимости, это были бойцы нашей армии, чудом вышедшие из окружения.
Летом сорок второго случилось страшное… Собралась молодежь в клубе послушать, как играет на гармони мой брат Женя. А когда хотели расходиться по домам, обнаружили, что кто-то закрыл дверь снаружи на засов. Попытались парни дверь открыть – не получается. Тогда Женя разбежался и со всего маху выбил дверь. А там облава, девчонок, кто не сумел убежать, запихали в машину, брата схватили и увезли в «кутузку», из которой его освободили друзья и спрятали. Я сумела убежать и укрывалась от немцев, скитаясь по соседним селам, тех же, кто не сумел тогда убежать, отправили в Германию.
И все же не всегда удача была на стороне Елизаветы. В то время, когда жила в соседнем селе, наткнулась однажды на немецкого офицера. Тот что-то грубо закричал на непонятном языке, она ответила, что не понимает, в итоге офицер прострелил ей ногу. Ногу ей вылечили, а вот шрам «на память» о той встрече остался на всю жизнь.
-После освобождения в 1943 году все вновь пошли работать в совхоз «Шахтер», а в январе сорок четвертого меня вызвали в техникум и предложили доучиться, – продолжает рассказ Елизавета Федоровна. — Конечно же, я с радостью вновь села за парту, а уже летом сдала экзамены и начала работать младшим зоотехником в совхозе. В 1945-1946 годах была сильная засуха, хлеба не хватало, люди гибли от бескормицы. Вернулся домой, демобилизовавшись, старший брат. Работы по специальности в селе ему не нашлось, и он через Москву взял направление на работу в Латвию. Устроился и меня к себе позвал. Откладывать переезд в долгий ящик не стала, собралась – и в путь.
Дорога в Латвию стала для нее судьбоносной. На Рижском вокзале в Москве стояла в очереди, чтобы отбить телеграмму брату. И вдруг к ней подходит молодой моряк и просит: «Девушка, опаздываю на поезд. Вы не смогли бы отправить телеграмму на Алтай? Вот текст и адрес», – и дает листочек. «Конечно, отправлю», — сказала она в ответ.
-Телеграмму я отправила да и забыла про тот случай. А вот моряк не забыл, мало того, когда мне листок с текстом давал, успел запомнить адрес, по которому отправляла телеграмму я. А спустя некоторое время приехал в наш город и разыскал меня. Стали мы встречаться, а потом Александр (так звали моряка) предложил мне в качестве невесты и будущей жены уехать вместе с ним на Алтай. Я согласилась.
Уехать сразу из Латвии не получилось. Елизавета Федоровна работала в должности офицера-зоотехника в НКВД, и заменить ее было некем. Поэтому пришлось подождать, пока найдут подходящего специалиста для замены.
И вот он – далекий и прекрасный Алтай, куда ехала через всю страну. На станции Большая Речка ее встретил отец жениха и «обрадовал»: «А Александра нет, работает в Боровлянском ФЗО». Телефонной связи с ним не было, и, погостив три дня у будущих свекра и свекрови, Елизавета Федоровна, отец и младший брат Александра на велосипедах поехали до стации Буланиха, а уже оттуда на поезде «Бийск-Боровлянка» до места «дислокации» жениха. Там же, в Боровлянке, молодые зарегистрировались, по почте отправили в Латвию копию свидетельства о браке, в ответ получили трудовую книжку Елизаветы Федоровны.
С получением книжки начался и трудовой путь на троицкой земле. Сначала работала зоотехником по КРС в РайЗО (сельхозуправление), затем в Троицком МТС, колхозе имени Кирова, который позже перешел в Троицкий свеклосовхоз. Супруг, получивший образование веттехника, работал по специальности в селах Кипешино и Белое.
-Работали люди в селе всегда на совесть. Скотины много было. В 1951-м из Локтевского района завезли две тысячи овец мериносной породы, которых стали разводить в нескольких хозяйствах района. Привезли зимой, в мороз, но все животные в целости и сохранности были доставлены по местам. Хорошо прижились тогда овцы в районе, давали неплохой приплод. В 1955 году стали завозить симментальскую породу скота, телок на племя брали в Алтайском районе. Работая зоотехником, я обслуживала две фермы КРС: в Белом и в Кипешине. Ходила из одной деревни в другую за семь километров в любую погоду пешком, снег ли, буран, дождь-ветер. Доярочки протопчут тропинку к ферме, и радуюсь, что не по пояс в снегу ползти. Летом правление колхоза определяло всем фронт работ: кого в кузницу, на комбайн, солому копнить. Как-то молотили снопы с зерном. Работали с напарницей, Анной Макушиной. Кинула я сноп в барабан, а он «бахнул» и остановился. Испугалась я, что испортила государственное имущество, заплакала и убежала в калиновый колок. Сижу, плачу, думаю – ну все, тюрьма… А бригадир кричит: «Федоровна, иди работать!». У меня от сердца отлегло. Вообще за коллективное добро все переживали. В засуху 1954-1955 годов колхозники крыши, соломой крытые, раскрывали, резали солому, запаривали и скот кормили, чтобы только до нового урожая дотянуть. И ведь сохранили мы скот!
Когда в Налобихе построили свинокомплекс, куда требовались квалифицированные специалисты, моего мужа рекомендовали туда ветврачом. Так мы с детьми, а к тому времени у нас уже подрастали три дочери, попали в Налобиху, где проработали в сельском хозяйстве ни много, ни мало, а тридцать лет. Я сначала бригадиром, затем с 1970 по 1985 год – заведующей фермой. Поголовье свиней тогда было более одиннадцати тысяч, поросят на доращивание и откорм отбирали в шести соседних районах. Тяжело было, но делали все на совесть! Повторюсь, но скажу: честно люди работали, всю душу в дело вкладывали. А впрочем, так и надо работать, чтобы и себе на радость, и людям на совесть.
В 1996 году супруги Бартеньевы вернулись в Троицкий район, в поселок Беловский. За свою работу Елизавета Федоровна имеет много благодарственных писем, награждена медалями «За целину» (1955 г.), «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», имеет звание «Ветеран труда». А самым верным спутником на досуге у нее были и остаются песни и стихи, знает которых она превеликое множество. Постоянная участница всевозможных смотров художественной самодеятельности, активистка культпросветдвижения, она даже имеет медаль за участие в художественной самодеятельности, но самой высокой наградой считает бурные аплодисменты зрителей и частенько вспоминает, как однажды экс-глава края Александр Суриков высказал ей свое восхищение: «Ну, ты, Федоровна, даешь!».
Наталья ЯКОВЛЕВА.
