Моей дорогой, любимой, ласковой, нежной мамочки нет со мной уже 29 лет, а мне кажется, что она вот сейчас зайдет – и весь дом наполнится положительной энергией, все засияет, и станет так радостно и тепло на душе.
Самые лихие годы войны легли на ее женские хрупкие плечи. Одна поднимала троих детей, стараясь воспитать нас такими, какой воспитали ее, научить любить, ценить и уважать родителей, трудиться и помогать нуждающимся. Когда в войну мы с подружкой привели к нам бездомного старичка, моя мама не заругалась, а только улыбнулась и сказала: «Доченька, какая ты у меня растешь добрая, чуткая, ласковая». А другая мать, может быть, отругала бы и старичка попросила вон из дома.
В то время ни одна семья не решалась брать на постой блокадников. Семьи у всех были большие, есть особо нечего, а моя мама принимала из жалости к ним. У блокадников вообще ничего не было, кроме тряпья, что прикрывало тело, и мы, как могли, их содержали, все-таки держали поросят, кур да картошки с овощами сажали помногу, но не всегда хватало. Первая блокадница была старенькая учительница, вторая – молодая женщина с 10-месячным ребенком, а потом молодая семья.
Моя мама была самая-самая лучшая в мире. В ней все было прекрасно, как в идеальном человеке, а главное – не было за ней ни одного греха. Она не пила спиртного, не бранилась, не брала чужого, никогда ни на кого не повышала голоса, ни с кем не ругалась – ни на работе, ни с соседями, а также с нами, детьми, голос у нее был ангельский.
Вспомнилось мне, как однажды мы с мужем повздорили, и он «накрыл» меня матом, но так как я не была перед ним ни в чем виноватой, решила тоже ответить ему тем же, правда, у меня это плохо получилось. И мама моя услышала, хотя мы и были в сенях. И когда я зашла к ней в комнату, она посмотрела на меня с грустью и сказала: «Рая, доченька, разве можно так ругаться?» А я говорю: «Ему так можно, а мне почему нет?». «Ты же женщина, у тебя дети», — ответила мне мама. И мне было так стыдно перед ней, я подошла, обняла ее и попросила прощения, сказав при этом, что она больше никогда не услышит от меня ни одного плохого слова, а у меня тогда было уже трое детей. Только вдумайтесь в смысл маминых слов. Это значит, что женщины вообще не должны ругаться матом, тем более если есть дети.
Вспомнилось, как мама меня будила по утрам, повторяя такие слова:
Встань с постели, крошка,
Солнышко взошло
И глядит в окошко
Ласково, тепло.
А когда я ложилась спать, она мне пела много песенок, хоть я была уже немаленькая. Бывало, спросит: «Какую тебе, доченька, спеть песенку?» Я часто просила про кукушку:
Там, вдали за рекой,
Раздается порой:
Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Потеряла детей,
Жалко бедненьких ей.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Она ищет, зовет
И тоскливо поет:
Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Когда мне мама пела эту песенку, я всегда плакала, жалко было деток и кукушку тоже. И чтобы я не плакала, мама мне объяснила, что деток кукушки выкормила и вырастила другая мама, чужая, птенчики выросли и улетели из гнезда. А у мамы-кукушки проснулись материнские чувства, но уже поздно, не вернуть ей деток. И я после этого не стала больше плакать, рассердилась на эту кукушку.
Еще мне мамочка рассказывала всякие стишки. Один из них я до сих пор помню.
Падал снег белее пуха.
Зимний ветер дует-дует.
На окошке сидит муха,
Думает, горюет:
Как бы мне валенки,
Полушубок маленький,
Шапочку-папаху,
Теплую рубаху,
Ватные штаны –
И дожила бы я до весны.
Мне хочется сравнить мою маму с Мадонной Рафаэля с картины «Мадонна с младенцем на руках». Она очень похожа на нее. Такая же красивая, аккуратная и волосы всегда носила на прямой ряд и гладко зачесанными. Одежду любила темных, скромных тонов. Не любила украшения, носила только крестик. Родители ее были глубоко религиозными людьми, всегда посещали церковь и маму водили туда с трех лет. Все-таки религиозное воспитание самое верное, надежное, правильное.
Мне часто приходится встречаться и разговаривать со старушками, доживающими свои дни в одиночестве. Часто они грустны и неулыбчивы, живут замкнуто, точно стыдясь своего одиночества, брошенности, ненужности. И когда я вижу их на улице, одиноко совершающих свой медленный путь в магазин и обратно согбенной старческой походкой, острая жалость просыпается во мне. Фантазия рисует различные жизненные ситуации, которые стали причинами одиночества этих людей. И чаще всего думаешь, что брошены они своими кровными детьми, которых вынашивали под сердцем, а под старость дети платят им черной неблагодарностью. Жалко старость. Она так же беззащитна, как и младенчество. Недаром в народе говорят: что старый, что малый. Старого человека легко обидеть, он болезненно раним и беззащитен и в то же время очень отзывчив на любые проявления внимания, сострадания, ласку.
Не забывайте матерей!
Шлите им почаще телеграммы.
Письмами старайтесь обогреть.
Все на свете могут наши мамы,
Только не умеют не стареть.
Р. ИКВАСОВА.
С. Заводское.
