Часть первая. Она: жизнь в коммуне
Когда умер отец, Дусе было всего шесть лет. А мать она и вовсе не помнила. Отец, Федор Алексеевич, восемь лет служил в царской армии. Едва вернулся, семьей обзавелся, а тут – Первая мировая… И вновь ушел на четыре года, оставив молодую жену с малыми детьми, которые успели родиться между войнами. Только младшенькая, Дуся, уже после войны родилась – в 1923 году, в селе Кипешино Хайрюзовской волости. После смерти отца сестра, у которой мужа взяли в армию, а малыш умер от скарлатины, забрала Дусю к себе. Так и переселилась Дуся в коммуну «Советская Сибирь», ставшую для нее постоянным местом жительства до самого замужества. Одно время, правда, она жила с братом, он был военным. Повозил он за собой сестру да и привез ее обратно – надо было устраивать девочку в школу.
Но оказалось, что в первом классе ей уже делать нечего, и во втором – тоже, так как и читать, и писать она уже давно научилась. Вот и пошла Дуся сразу в третий класс. Школа в коммуне была хорошая, железом крытая. Но проучилась в ней Дуся недолго: когда началась эпидемия тифа, школу закрыли, потому что поместили туда больных.
В коммуне «Советская Сибирь» не только школа стояла под железной кровлей, но еще восемь амбаров и контора. Были в селе пекарня, кожевня, столовая, в которой вкусно и сытно кормили всех работников. Организовали коммуну бывшие хайрюзовские «кулаки» – братья Клейменовы. Братьев было трое, старший из них стал управляющим. В члены коммуны принимали не всех, только избранных. Это были зажиточные семьи Донских, Воробьевых, Стародубовых. Голытьбу же из окрестных деревень просто нанимали на работу, за которую платили небольшую плату плюс питание в столовой.
Дуся хоть и мало училась в школе, но много читала. Слышала она и про ленинскую политику, которая называлась НЭП, и за эту политику Ленина очень уважала. Еще она видела, что никакие церкви Ленин не рушил – и в Кипешине, и в Хайрюзовке церкви стояли, и службы в них проходили регулярно. Евдокия Федоровна хорошо помнит, как хоронили отца, и колокольный звон был слышен по всей округе.
Несмотря на то, что дела в коммуне шли в гору, пошли слухи, что коммунары наживают себе богатство на народном труде. В Хайрюзовке жил тогда один старый коммунист Кузьма Греков, вступивший в партию еще в 1912 году. Вот и дали ему в райкоме партийное задание – проникнуть любым путем в коммуну и разоблачить коммунаров. Задание Кузьма выполнил. По селу поползли новые слухи: старший Клейменов оказался «английским шпионом». Поймать его, впрочем, не удалось, так как кто-то предупредил его о готовящемся аресте. Братьев и остальных коммунаров забрали, и с тех пор их в коммуне никто не видел. Только мать их жила в Хайрюзовке до глубокой старости. Часто она подолгу стояла на крыльце, обняв столбик, и смотрела куда-то вдаль…
А в коммуну пошли бедняки. Правда, не получалось у них толком ни хозяйство вести, ни руководить, поэтому такой богатой, как при братьях Клейменовых, коммуна уже никогда не была. Тем не менее, просуществовала она до 50-х годов прошлого века.
Мало-помалу Дуся превратилась в статную красавицу с густыми вьющимися волосами, которые она заплетала в длинную, до пояса, косу. Всем своим обликом и крутым нравом она оправдывала свою фамилию – Колыванова, так как всегда считала, что прадед ее был из донских казаков и когда-то вместе с отрядом Ермака отправился покорять Сибирь. Дед ее выстроил дом в селе Кипешино, строил церкви по всей округе. Во время строительства Хайрюзовской церкви он упал с крыши и разбился насмерть. На территории этой церкви его и похоронили. Говорят, и сейчас там можно найти бугорок на месте его могилы. Отец, Федор Колыванов, был почти двухметрового роста, а волосы черные да кудрявые. И лицом, и статью Евдокия пошла в него.
Всю войну провела Евдокия Федоровна в коммуне. Не боялась она никакой работы… Если надо – косила, если надо – строила. Но больше всего уважали ее за то, что была она знатным животноводом, за что и получила потом медаль «За доблестный труд». Ей часто приходилось возить хлеб в райцентр и пригонять сюда скот. Самую ответственную работу доверял председатель Евдокии Колывановой, и она с порученным делом всегда справлялась.
Часть вторая. Он: в блокадном Ленинграде
Когда Дмитрий Алексеевич Гаршин ехал в 1941 году со спецэшелоном в блокадный Ленинград, он и не знал о существовании Евдокии.
Родился он в 1914 году в селе Шершниха и еще до войны получил профессию милиционера. Война изменила все планы. Ему предстояло все четыре долгих военных года охранять защитников Ленинграда от фашистов и мародеров. Когда эшелон из Сибири подошел к осажденному фашистами городу, ледовая трасса через Ладожское озеро, которую ленинградцы называли Дорогой жизни, еще не была открыта. Прежде чем попасть в Ленинград, пришлось тоже принять участие в строительстве. Дорогу мостили хворостом, соломой и ждали морозов. А потом пришел приказ о переброске в Ленинград. Погрузились на машины и тронулись в путь. В небе кружили немецкие самолеты. Но по обеим сторонам ледовую дорогу охраняли зенитки, не позволяя вражеским самолетам снизить высоту, чтобы прицельно бомбить ехавшие по льду машины.
Дмитрию Алексеевичу довелось испытать на себе все трудности блокады. Был период, когда весь дневной паек состоял из кусочка черного хлеба размером со спичечный коробок, на котором умещался кусочек сливочного масла с пятикопеечную монету. Уже после прорыва блокады ходили за дровами на разбомбленные Бадаевские склады и видели, сколько там сгорело продуктов. Может, их и не хватило бы, чтобы спасти ленинградцев от голода, но если бы склады уцелели, участь людей не была бы так тяжела.
Самые тяжелые дежурства выпадали на ночное время, когда фашисты бомбили особенно часто. В городе действовал приказ о затемнении окон, чтобы сквозь них не мог пробиться даже самый тоненький лучик света. Но провокаторы специально пускали ракеты, освещая врагам объекты для бомбежек. Одной из задач милиции было отслеживание точек, из которых были выпущены ракеты, чтобы вычислить предателей и шпионов.
После окончания Великой Отечественной войны Дмитрий Алексеевич вернулся в Троицкое, где его ждала семья – жена и сын Володя.
Часть третья. Они: «Нас сосватали дети…»
В 1946 году в семье Гаршиных родилась дочка Валя, но внезапно жена тяжело заболела и вскоре умерла. Оставшись с двумя маленькими детьми на руках, Дмитрий Алексеевич продолжал работать в милиции. Однажды во время поездки по судебному разбирательству в колхоз «Советская Сибирь» случайно увидел из окна машины девушку в красивом розовом платье с длинной черной косой. Евдокия его тогда и не заметила, занятая разговором с одним из односельчан. А Дмитрию она сразу запала в душу, хотя о знакомстве с ней он даже и не мечтал: зачем такой молодой и красивой девушке нужен вдовец с двумя детьми… Но он, конечно, понимал, что детям так не хватает материнского тепла и заботы, особенно младшей – Валюшке, которой не исполнилось еще и двух лет. Поэтому когда знакомая женщина предложила познакомить его с какой-нибудь девушкой, он решил согласиться. Сказал только: «Женюсь на той, которая детям моим поглянется и сможет стать для них настоящей матерью».
Евдокии тогда уже стукнуло 25. Она встречалась с парнем, который был лет на шесть ее моложе, может, потому и робел, не решаясь сделать ей предложение. Да и мать его была против «неравного брака».
-В тот день мы в очередной раз пригнали скот в Троицкое, — вспоминает Евдокия Федоровна Гаршина. – У нас тут была колхозная квартира, где мы останавливались на время. Помню, промокла я вся, замерзла. Залезла на печку да и уснула. А утром бабушка, которая за квартирой присматривала, меня будит: «Просыпайся, сейчас сваты приедут…».
Как только Дмитрий увидел Евдокию, он сразу узнал в ней ту статную девушку в розовом платье, которую видел всего один раз. Долго они сидели по разные стороны стола, не глядя друг на друга. Сваты разговоры вели да Евдокию уговаривали, но она ничего не отвечала. Тут кто-то привел маленькую Валю. Девочка оглядела всех, потом подошла к Евдокии, взобралась к ней на колени, нашла на столе листок бумаги и карандаш и стала рисовать.
-А у меня вдруг все сжалось в груди, — вспоминает Евдокия Федоровна. – Чувствую, слезы на глазах выступают. Наверное, одна слезинка упала девочке на макушку – она головку подняла, посмотрела на меня и ручонками своими слезы мне вытерла. Тут почти все, кто в комнате был, прослезились. А девочка слезла с моих колен, подошла к отцу. Он взял ее на руки, а она и ему слезы вытерла. А я сижу и думаю: «Она ручонками своими наши слезы перемешала».
Евдокия уже в тот момент все для себя решила, но ответ сразу не дала. «Ответ я ему одному скажу», — таково было ее окончательное слово.
Немного придя в себя, Евдокия собралась к Дмитрию, чтобы завершить начатый утром разговор. Сестра заявила, что одну ее не отпустит, и они пошли вместе. Долго опять сидели, разговаривали, в это время вошел восьмилетний Володя, и Дмитрий спросил его:
-Кто из них твоей мамой будет?
У Евдокии от этих слов сердце оборвалось. «Милый ребенок, — подумала она, — как же тяжело маму себе выбирать…».
А Володя подбежал к Евдокии и крепко-крепко прижался к ней со словами: «Вот моя мама».
Но Евдокия и здесь ничего не сказала. Они собрались уже с сестрой уходить.
-И тут он вдруг как схватил меня за руку, — произнесла с улыбкой Евдокия Федоровна, — как будто током меня ударило.
-Останься, мне нужен твой ответ.
-Если бы я хотела тебе отказать, я бы во второй раз не пришла. Но учти – приданого у меня нет. Так что ты за мной на большом тарантасе не езди – везти нечего. Если не передумаешь, приезжай за мной через пять дней, мне нужно все свои дела в колхозе передать.
Провожали Евдокию всем селом.
-Ты у меня руку правую забираешь, — сказал Дмитрию председатель колхоза.
Когда приехали к Дмитрию Алексеевичу, он взял своих детей за руки и подвел к Евдокии со словами:
-Доверяю тебе птенцов своих, хочу, чтобы ты их воспитала и в люди вывела.
Евдокия Федоровна выполнила наказ своего мужа – растила его детей, как родных. 37 лет прожили они вместе, и вот уже 34 года она одна. Дети подарили им внуков, и есть уже три правнука, причем двое из них выбрали военную профессию. На днях она ждет не дождется одного из них в гости. Сына Володи не стало несколько лет назад, а дочь Валя живет в Троицком и почти каждый день навещает Евдокию Федоровну. А на стене в рамочке висит фотография, с которой смотрит счастливая семья. Ни разу в жизни не пожалела Евдокия Федоровна, что не остановили ее когда-то слова сестры: «Куда же ты собралась, будешь ты этим детям мачехой». «Нет, я буду им матерью», — твердо сказала тогда Евдокия.
-А вообще-то я хохотушкой была, — задорно улыбается Евдокия Федоровна, и в это нетрудно поверить. Она и сейчас смеется заразительно, вспоминая свою бурную на события молодость.
Ни разу за время нашего разговора не пожаловалась она на судьбу. Расставаясь, только немного взгрустнула:
-Приходите ко мне, если не заболею. Зажилась я на этом свете…
И тут же сразу перешла на свою обычную волну:
-Вы думаете, я из железа? Нет, я из стали… А вы не знаете, когда на нашей церкви колокола будут?.. Пока их не дождусь, умирать не буду. Хочу, чтобы меня под колокольный звон хоронили.
Живет Евдокия Федоровна в доме на улице Гоголя, который они вместе с мужем построили еще полвека назад.
-Дети нас сосватали, — говорит она, — а любовь уже потом появилась.
Но почему-то еще в самом начале ее рассказа возникло такое чувство, что именно его – своего Дмитрия Алексеевича – ждала она все эти годы. Ведь недаром же ни минуты не сомневалась, когда дала согласие стать его женой в первый день знакомства. Весь последний год своей жизни Дмитрий Алексеевич благодарил свою жену за то, что она сделала для него. А для нее это и было счастьем.
Светлана КУДИНОВА.
