Во время Великой Отечественной войны его оплакивали дважды: два раза жене и детям почтальонка приносила похоронку, и дважды в последний момент он вырывался из цепких лап смерти… Навсегда он ушел в 1960 году, в возрасте 52-х лет, но 9 мая красноармеец Иван Дзюбенко в составе «Бессмертного полка» примет участие в праздничном параде, пройдя в почетном марше по улицам райцентра.
Иван Архипович Дзюбенко родился в 1908 году на Украине. Как и многие парни и девушки послереволюционной страны Советов, Иван по комсомольской путевке отправился на одну из строек Советского Союза, и работать ему выпало в Кемеровской области. Там, на стройке, он познакомился с Анной Дуплинской, которая стала впоследствии женой украинского парня.
После свадьбы (если можно так назвать скромные посиделки с друзьями) молодые переехали на Алтай, где в селе Мартыново родилась и выросла Анна. Здесь, на алтайской земле, у молодых один за другим народилось пятеро ребятишек. И вроде все, что нужно для спокойной жизни, было – работа, дом, семья, живи, трудись, расти детей да радуйся, но… Наступил июнь сорок первого, и в Мартыново пришло страшное известие – война!
На фронт Ивана Архиповича Дзюбенко призвали в первые месяцы войны. Наличие пяти малолетних душ не освобождало от обязанности защищать свою Родину от фашизма. Да и не прятался многодетный отец за спины детей, как только получил повестку – сразу в военкомат. Проводила Анна мужа, поплакала, но делать нечего, надо жить дальше да мужниных весточек с фронта ждать. И весточки, фронтовые треугольники, почтальонка регулярно приносила в дом. А однажды вместо пропахшего солдатской махоркой листка бумаги принесла казенный бланк: «Ваш муж, рядовой Дзюбенко Иван Архипович, пал смертью храбрых при форсировании реки Днепр…». Но не успели глаза обсохнуть от слез, как приходит письмо из госпиталя: «Жив, получил ранение, подлечусь – и снова в бой!».
Вмерзшего в лед бойца, в котором еще теплилась жизнь, заметила «похоронная бригада», когда собирали тела убитых по берегу реки, доставили в госпиталь, откуда, залечив раны, боец Дзюбенко снова отправился на фронт. И надо же такому случиться, что в одном из боев его, тяжелораненого, засыпало землей и обломками строения. И снова отправилась похоронка в далекое алтайское село, и вновь слезы и плач о погибшем, а его вновь спасает «похоронная бригада», заметив выпластанную из-под завала человеческую руку: стали откапывать, а боец-то дышит… И вновь госпиталь, лечение, армия. Так и дошел Иван до самой Германии, а в том бою он получил осколочное ранение в грудь, осколок остановился рядом с сердцем, и проносил его красноармеец Дзюбенко всю свою жизнь.
После объявления капитуляции гитлеровской Германии сержант Дзюбенко не сразу вернулся домой. Еще несколько месяцев он боролся с прятавшимися по лесам врагами, воевал с бандитами. А как вернулся, с головой окунулся в мирную жизнь, работу.
Трое из пятерых ребятишек, провожавших отца на фронт, не дожили до светлого Дня Победы – умерли во время войны от болезней. В живых остались только Петр да Ваня, а шестая по счету, Рая, родилась уже в 1947 году, когда Дзюбенко переехали в поселок Беловский. Затем несколько лет семья жила в Томске, где Анна Арсентьевна и Иван Архипович работали на шпалопропиточном заводе. Однако долго в городе они не прожили, стал глава семейства сильно болеть. Подумали, поразмыслили и решили вернуться на Алтай, переехать в Троицкое.
Иван Архипович умер, когда Рае минуло 12 годков. Сегодня осталась она одна из большой когда-то семьи Дзюбенко.
-Я считаю своим дочерним долгом рассказать о своем отце. Хоть и немногое помню из рассказов его и матери, но все же… Я младшая, последыш, наверное, поэтому мне казалось, что отец любил меня больше старших братьев, выживших во время войны Ивана и Петра, баловал.
Раиса Ивановна бережно хранит фронтовые благодарности отца: за отличные боевые действия по овладению городами Мюльхаузен, Мариенбург и Толькемит, овладение гор. Млава, за разгром Восточно-Прусской группы немецких войск юго-западнее Кенигсберга, участнику вторжения в восточную Пруссию, участнику штурма города и крепости Пиллау, участнику штурма города и крепости Кенигсберг.
Наталья ЯКОВЛЕВА.
Был ранен при штурме японского судна…
Война – это горе и тяготы не только для солдат на передовой, но и для тыла. Тыл обеспечивал боеспособность армии, старики, женщины и дети трудились не покладая рук.
Когда началась война, жительнице райцентра Екатерине Васильевне Фатеевой было 12 лет.
-Работала в совхозе – пахали, боронили на коровах, – вспоминает Екатерина Васильевна, – колоски, как и все в то время, собирали, сено заготавливали, стручки акации нас заставляли собирать, зачем – не знаю. Голодно, конечно, было, но выручала картошка, растения разные рвали, такие, как лебеда, например.
У меня отец на фронте был, жили мы с бабушкой, матерью нашей мачехи, которая умерла в 1943 году от тяжелого труда. Отец воевал под Сталинградом, в Прибалтике. У нас была корова, и так как мы без родителей остались во время войны, с нас налог за корову никакой не брали.
Бабушка из конопли ткань ткала, одежу шила, из овчинной кожи – обувь, из трав краску для вещей делала. Зимой в Новосибирск взрослые пешком ходили, чтобы продукты выменять на что-нибудь другое, на те же тетрадки, ведь, несмотря на войну, дети продолжали учиться в школе, или на нитки. Ходили до Новосибирска неделю, и столько же – обратно.
В деревне только у нас был бредень, и мы ловили им рыбу, которую выменивали на керосин, он тогда в дефиците был.
Отец с фронта все время писал, а как-то вечером я услышала, что кто-то стучится, бабушка сказала, что отец вернулся, но не верилось. А это и вправду был он. Такая радость!
Муж Екатерины Васильевны, которого многие знали в Троицком как работника прокуратуры, Александр Федорович Фатеев, как и ее отец, воевал, но не с Германией, а с Японией. Он в 17 лет из-за токарного станка в МТС пошел в армию добровольцем. Его отправили из села Зятьково Панкрушихинского района на Тихоокеанский флот. Служил он сначала курсантом, потом в должности комендора зенитного, а после войны – старшим комендором палубным. В августе-сентябре 1945 года участвовал в войне с Японией на Забайкальском фронте. В запас уволен по состоянию здоровья в мае 1952 года.
-В войне с Японией он участвовал с первых дней, – вспоминает рассказ покойного мужа Екатерина Васильевна. – Был ранен при штурме какого-то японского судна, три часа провел в воде, пока его не подобрали. Рассказывал, что уже после войны ходили куда-то за границу в поход…
До войны он окончил семь классов, а после доучивался в вечерней школе. Его назначили судьей. В 1962 году окончил заочно московский юридический институт, а когда поступал, пошел работать следователем в панкрушихинскую прокуратуру, потом работал в прокуратуре Камня-на-Оби, Завьяловского района. И в 1983 году мы переехали в Троицкое, где он также работал в прокуратуре. В 1977 году ему присвоили звание «Заслуженный юрист РСФР». А в 1986 году из-за ранения, полученного на войне, он заболел, и его не стало…
Андрей ТИМОХИН.
Саперы войну не прошли – проползли
Участник войны Павел Михайлович Чесноков в этом году отметит свой девяностый день рождения. Понятно, что в его годы здоровье уж не то, что раньше, но память по-прежнему хранит много интересного.
Родился Павел Михайлович в Быстроистокском районе.
-Дед мой жил в Воронежской области, – рассказывает ветеран, — земли не хватало. Он был хорошим плотником. Положил топор в сумку, сказал: «С ним не пропаду!» — и пошел на Алтай.
Пришел в село Паутово, а там Божьего храма не было. Он его без единого гвоздя построил, мужики ему лес возили, а он строил. А в 1917 году его вместе со святыми отцами расстреляли.
В 1934 году кто-то написал донос на отца: «В колхозе работает кладовщиком сын врага народа». Отца предупредили, и ночью мы выехали в другой район.
Когда началась война, отца арестовали, зажали пальцы левой руки в дверь, а в правую карандаш дали, чтоб мог подписать признание о том, что он якобы, когда работал кладовщиком, на пуговки свою наценку делал. Дали ему 10 лет. Когда его осудили, мне сказали, мол, езжай, куда глаза глядят, и подальше, а то и тебя заарканят…
Я приехал в Быстроистокский район, где родственники пристроили меня на работу на пароход-буксир и сказали, чтоб на берег не выходил, а то и меня найдут.
Но избежать участи отца Павлу не удалось. Хоть и не на такой большой срок, как отца, но осудили. Дали год.
Увезли в лагерь, работал на Чуйском тракте, взрывники рвали скалы, а заключенные возили камни на тачках.
-В 1943 году нас со всех бийских лагерей набрали тридцать вагонов, в каждом по сотне человек, и повезли в Барнаул, оттуда – на Ленинградский фронт, — продолжает Павел Михайлович. – Когда попали в расположение батальона и там узнали, что мы из Сибири, нам обрадовались: «Сибиряки себя уже зарекомендовали! Мы вас тут отшлифуем, как надо». Попал я в саперный батальон особого назначения.
Во время подготовки сражения на Курской дуге нас, саперов, отправили в Воронеж поездом. От Воронежа двигались пешком ночами, чтобы не попасть под бомбежку немецкой авиации, которая пыталась помешать скоплению сил. Две наши дивизии прошли 300 км, два дня передохнули и дальше пошли. Перед сражением к нам обратился генерал танковых войск с требованием, чтобы ни один наш танк не подорвался на немецкой мине. Мы знали систему расстановки немецких мин, миноискателем первую найдешь и знаешь уже, где остальные. К тому же на минном поле был сильный запах немецкого шнапса. Я не пил и не курил и чувствовал даже по запаху, где был немецкий сапер. Их шнапс еще хуже, чем наша свекольная самогонка, воняет, и запах стойкий.
Проходы для наших танков на минных полях мы сделали. Немцы должны были начать атаку, как они рассчитывали, первыми, но мы их опередили на полтора часа. Сначала «катюши» ударили по ним так, что земля горела, а потом наши танки пошли вперед и вплоть до Днепра без остановки.
К Днепру мы, 2-й Украинский фронт, вышли напротив могилы Тараса Шевченко. Он захоронен «на высокой круче, над Днепром ревущим». Наши «катюши» специально били по пустому месту на том берегу Днепра, чтобы немцы подумали, что прорываться будем здесь, и стянули силы сюда, а на самом деле форсировать реку начали в другом месте.
На том берегу были склады со снарядами, их надо было уничтожить. Наш капитан раздумывал, кого с собой взять, и тут наш Степа Зверев, с Волги родом, вылез со своим языком: «Это разве река?!». Капитан взял с собой в лодку его и меня, так как я до войны по Оби ходил на пароходе. С собой взяли по 20 кг взрывчатки.
Холодно было, ветерок еще дул, когда переправлялись, а потом к складам пробирались, проламывая лед по болоту. Немец в этом болоте сдох бы, поэтому враги нас там не ждали.
Наш ножевой снайпер (мухе в глаз попадал) тихо, без шума, снял часового, напарник колючую проволоку разобрал, я миноискателем проверил, нет ли мин. Склад мы заминировали, отошли и взорвали. Когда склад взлетел на воздух, немцы поняли, что мы через болото к ним прошли, и пытались отрезать нам путь к отступлению, но нас партизаны к себе вывели. Их командир сказал: «Портянки у вас мокрые, но сушить их не будете, иначе нас обнаружат и с землей здесь сравняют». Немцы у Днепра отстрелялись тем, что было у орудий, и все, складов-то они лишились, пополнять нечем.
Тому, кто первый пересечет Днепр, обещали звание Героя Советского Союза, а мне комсомольский билет выдали.
Когда вернулись с этого задания, наш батальон перебросили в соседнюю дивизию. Приказ был – взять языка. Мы разведчиков через мины проводили и остались ждать в снегу их возвращения. Разведчиком был земляк из Бочкарей, Григорий Николаевич Шершов. С ними был в немецкой форме наш разведчик, который знал, где посты стоят, и пароли. Назад они с немецким генералом на немецком бронетранспортере вернулись, мы им проезд разминировали и с ними поехали.
Когда форсировали реку Прут, на противоположном берегу была высота. Против нашей дивизии стояла 1000 танков, а значит, утром они должны были нас просто давить гусеницами. Мы получили приказ и поползли ночью ставить под обстрелом мины. Когда выставили минное заграждение, при отходе по нам открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов. Мы залегли и стали окапываться. Я в свой окоп командира пустил и стал другой себе рыть. Вокруг головы и груди успел насыпь сделать, ноги открытые остались, и уже светать начало, а тут еще снайперы по нам бить с рассветом стали… Меня в ногу и ранили. До ночи пролежал, стал терять сознание, когда меня вытащили с поля боя на плащ-палатке и увезли на полуторке в госпиталь. Сделали операцию. На лечение меня отправили на Кавказ, золотое для раненого место. К новому, 1945-му, году раны затянулись. Приехал домой, проведал мать и поступил на шоферские курсы. Крестная сказала, что в двух кварталах от нее есть автошкола. Ей 200 граммов хлеба выдавали, половину она мне отдавала, чтоб я мог учиться. Курсы окончил, и война с Германией закончилась. Из Бийска шоферов забирали на войну с Японией. Нас успели довезти до Иркутска – и этой войне конец. В Иркутске работал на какой-то секретной в то время стройке. Домой вернулся к январю 1946 года.
Отец в войну в Новосибирске в лагере был, работал в литейном цехе. Домой писал через работавшую с ним в цехе женщину, она отправляла письма со своего адреса.
После войны я написал по поводу отца в Москву, оттуда ответили, что его должны были освободить еще в 1942 году. С этим ответом я поехал забирать отца в Прокопьевск. Его туда на шахту отправили, когда закончилась война. Шел пешком из Ельцовского района. Начальник его сказал, что надо в Новосибирск обращаться. Туда «зайцем» на поезде доехал. Мне ответили, что надо в алтайскую прокуратуру обращаться. Приехал в Барнаул, сказали, чтоб я домой возвращался, а отец через месяц вернется…
День Победы ветеран, житель райцентра, отмечает, как и вся страна, и в этот день обязательно бывает на митинге. У Павла Михайловича трое внуков и шестеро правнуков.
-Я хоть уже не вижу, но слышу, и 9 Мая меня внуки всегда на митинг возят, – говорит ветеран. – Есть выражение «прошел всю войну». Так вот кто-то ее прошел, а саперы на животе проползли…
Андрей ТИМОХИН.
Война застала у границы
Участнику Великой Отечественной войны Михаилу Антоновичу Неустроеву, жителю райцентра, десятый десяток.
-Мне уже почти 95 лет, — с гордостью говорит ветеран (хотя день рождения у него в ноябре), — и я планирую еще справить свой сотый юбилей.
С такой позитивной ноты начался наш разговор…
Родился Михаил Антонович в селе Южаково, в семье их было четверо детей, и он – старший, поэтому с малолетства знал, что такое тяжелый труд и как достается кусок хлеба.
-У меня образование, если брать в общей сложности, то, может быть, полтора года и наберется, – говорит он. — Но читать меня еще до школьного возраста научил прадед и причем по-старославянски, у него было очень много книг. А одно время у нас на квартире жила учительница, и благодаря ей я до школы познакомился с творчеством Есенина. Потом была коллективизация, мы лишились имущества, и, чтобы нас прокормить, отцу пришлось уехать на заработки в Бийск, я тоже брался за любую работу.
В 1939 году меня призвали в армию, попал я в пехоту на Дальний Восток. В сороковом году у нас был отбор на снайперские курсы, и я туда тоже подошел. Это, конечно, была серьезная школа, нас не жалели, не было никаких поблажек. В начале мая 1941 года нас привезли в Житомирскую область на Украине и отправили пешком до границы тогда еще нашей необъятной Родины, попутно у нас проводились учения.
И вот 22 июня. В тот день нас накормили вкусным обедом, было очень тепло, нас разморило на привале, и тут неожиданно прозвучала команда к построению. Нам сообщили о нападении фашистской Германии на нашу страну, о том, что близлежащие к границе территории подверглись бомбардировке. В войсках был полный хаос, нас перекидывали с места на место, начались перебои с продовольствием, не было боеприпасов, были танки, но не было снарядов, были снаряды, но не было горючего. Мы отступали, были случаи, когда командиры попросту бросали своих солдат, спасаясь бегством. У нас, простых солдат, не было ни боеприпасов, ни еды, и немцы, догнав нас, просто расстреливали. Очень много в первые месяцы войны погибло солдат, а еще больше угнано в плен. В плен попал и я. Нас использовали как бесплатную рабочую силу. Сначала меня отправили в лагерь на запад Польши, там были очень тяжелые условия для выживания. Мы страдали от нехватки воды, нас заставляли бурить скважины и добывать белую глину, естественно, иногда мы натыкались на воду, но когда она смешивается с глиной и становится белой, как молоко, нельзя ни умыться, ни пить ее. На день нам выдавали кружку чая и пайку хлеба толщиной в два пальца, не было бани, и нас одолевали вши. Потом некоторых из нас перевезли в лагерь уже в Германию. Это был огромный лагерь, и там находились люди разных национальностей. Но здесь было полегче в плане быта, нас хотя бы водили в баню, и с питанием было получше. Если в польском лагере мы вообще были безымянные, то здесь – под номерами. Каждому на шею вешалась дюралевая пластинка с номером, мой был 78928. Так как нас было много и мы были должны работать на благо фашистской экономики, нас раздавали местным фермерам, но контроль за нами был очень строгий, конвоиры присутствовали с нами 24 часа в сутки.
2 мая 1945 года мы были освобождены союзниками. После нашей Великой Победы я остался в армии и был демобилизован 9 мая 1946 года из Польши, вернулся сюда. Пошел работать в лесхоз, сначала был вздымщиком, а потом мастером и в 1989 году ушел на пенсию.
У Михаила Антоновича пятеро детей, семеро внуков и двое правнуков, и, конечно же, все они завтра поздравят отца и деда, участника войны, с таким великим праздником – Днем Победы.
Наталья ЗАБОЛОТИНА.
